Кончиком языка Линда облизала сухие губы. Она снова заметила яркие рыжие искорки, рассыпавшиеся в волосах мужчины, но решила, что не испугается ни его самого, ни этих золотистых точек.
— Сначала вы заявляете, что приехали сюда в надежде найти убежище от своих преследовательниц, а теперь грозитесь затащить меня наверх в свою берлогу. Вы не находите, что есть в этом какое-то противоречие?
Джеймс закрыл глаза и, казалось, мысленно молил у всевышнего сил и терпения. Затем произнес:
— Почему вы, женщины, всегда все усложняете? Ведь речь идет об элементарной просьбе: что-нибудь выпить и накоротке побеседовать.
— С вашей стороны это была не просьба, а приказ. А я не привыкла подчиняться приказам. К тому же я не знаю никакой Норы.
— Я расскажу вам о ней все, когда мы присядем и будем потягивать что-нибудь холодненькое.
— О'кей, но неужели вам трудно преподнести приглашение в изящной упаковке? Хорошие манеры порой помогают добиваться своего лучше, чем что-либо другое.
В синих глазах застыло страдание.
— Не хотите ли зайти ко мне домой? В такую жару можно было бы выпить чего-нибудь освежающего. И я был бы рад поговорить с вами.
Ее лицо озарилось улыбкой.
— О да, благодарю вас, с удовольствием, — согласилась Линда. Ибо большого выбора у нее не было. Разве не так?
Они поднимались по каменистой дорожке и вскоре оказались на просторной веранде его дома, куда через несколько минут явилась экономка, миссис Коллимор, неся большой кувшин аронового сока и два куска сладкого пирога с начинкой из кокосового ореха. Хотя угощение было не таким уж и вкусным, Линда решила расправиться с ним до конца. Пожалуйста, молила она про себя, пусть этот сладкий пирог прилепится к моим ребрам, бедрам и прочим местам тщедушного тела!
— Что привело вас на остров? — начал без обиняков Джеймс. — Чем привлекает вас такой уединенный образ жизни.
Это был совсем не праздный вопрос, и, задавая его, мистер Феличчи явно преследовал какую-то цель. Но какую?
— Зачем вам знать об этом? — ответила Линда вопросом на вопрос. — Чтобы написать обо мне в своей книге? Я думала, мы будем говорить о Норе. Кто она? Одна из ваших жен или подружек, от которых вы здесь скрываетесь?
— О Боже! Да нет же, — с тяжелым вздохом произнес он. — Нора — вымышленная женщина, персонаж моей книги… И живет она на вымышленном острове…
— Питаясь вымышленным бельгийским шоколадом и развлекаясь чтением скверных романов. Это я уже слышала.
— Да, — сказал он, двигая желваками. — И мне необходимо знать, почему она живет на острове. Почему, черт бы ее побрал, она такая худая и почему ничем не занимается?
Линда откинулась на спинку кресла и внимательно оглядела его. Значит, вот из-за чего весь сыр-бор! Она неспешно потягивала приятный кисло-сладкий сок и наконец произнесла:
— А вы сами придумайте причину. Вы же писатель, и все происходящее в вашей книге — вымысел. Не так ли?
Сочинитель раздраженно нахмурил брови и изрек:
— Я целыми днями только то и делаю, что придумываю. Зачем, вы полагаете, я сюда приехал?
— По правде говоря, я не очень ломала над этим голову. Может быть, вы удивитесь, но ваш образ не стал предметом моих раздумий и не являлся в ночных сновидениях.
Она лгала. К сожалению, его образу удалось прокрасться в ее сны и мысли. И теперь сны дразнили, а мысли смущали. Это раздражало Линду, но она ничего не могла поделать с собой.
Где-то совсем рядом зазвонил телефон. Извинившись, хозяин дома поднялся и, отодвинув кресло, направился к аппарату, который стоял на столике у стены рядом с дверью.
— Алло, — произнес он грубым, отрывистым голосом, после чего воцарилось молчание.
Линда перевела взгляд на ослепительное зеленовато-голубое море. Вдали от берега, напротив маленькой бухточки по водной глади медленно скользила лодка под парусом.
— Ради Бога, Памела! — заговорил он опять нетерпеливым тоном. — Займись этим сама. Покупай… Я же оставил тебе кредитную карточку, черт бы ее побрал! — И снова тишина. — Знаю, но что же ты звонишь мне по каждому пустяку? — Опять наступила пауза. Линда сидела одна на веранде, слушала его разговор с какой-то Памелой и уже подумала было о том, что ей сейчас лучше встать и уйти, как вновь раздался голос Джеймса: — Не на время. С этой проклятой книгой все осложняется. Поверь, тебе лучше обойтись без меня.
Женщина закусила губу. Уж она-то поверила бы. Любому человеку в любое время без него было бы лучше. Уж слишком он груб, раздражителен, властолюбив и эгоистичен. Она поставила ему такой диагноз сразу, как только увидела его. Жаль лишь, что Джеймс такой симпатичный, такой интересный. Одни его синие глаза могут запросто свести с ума. Разумеется, только не Линду. Она и без него уже знает, что такое безумие.
Минуту спустя на веранде вновь появился Джеймс. Он втиснул свое крупное тело в скрипучее кресло из ротанговой пальмы и уставился на гостью своими необыкновенными глазами.
— Итак, на чем мы остановились?
— На том, что вы не понимаете, почему ваша героиня поселилась на острове.
— Ах да, верно. Знаете, что такое писательская блокировка?
— Представляю, но смутно. — Линда кивнула головой и, театрально жестикулируя, произнесла: — Это, очевидно, когда воображение истощается, вдохновение исчезает, а ум заходит за разум. — Потом безжалостно добавила: — Причем это состояние может длиться неделями, а то и месяцами. Я не ошибаюсь? Не писательская ли блокировка сделала вас таким неотесанным, грубым, раздражительным?